Сентябрь — месяц осведомленности о раке крови. Раньше этот диагноз считался практически приговором. Сейчас — хорошо поддается лечению в любом возрасте. Тем не менее, болезнь — это всегда испытание и проверка. Причем как самого человека, так и его окружения. Фонд борьбы с лейкемией познакомил нас с Натальей, мамой четверых детей, рассказавшей свою непростую историю борьбы с болезнью и с самым, казалось бы, близким человеком — мужем.
Это было наваждение. Я была в разводе, с двумя детьми — и вдруг влюбилась и снова вышла замуж. Я занимала руководящую должность, но, несмотря на нагрузку, старалась успевать все. Муж не работал, а я не давила. Казалось, сейчас сложный период закончится и начнется другой. У нас родилась дочь, но мой мужчина продолжал сидеть у меня на шее. Я сдалась: закрыла свой бизнес, взяла все, что успела заработать, и купила загородный дом. Тогда я надеялась, что если он станет заниматься ремонтом, огородом, то мы наконец-то станем настоящей семьей. Однако начались другие трудности.
Переехав загород, мы, вместе с остальными жителями СНТ, узнали, что оказались обманутыми дольщиками: все постройки шли под снос. Мне пришлось брать на себя ответственность за все 123 участка — я стала председателем СНТ и ввязалась в мучительные бюрократические проволочки.
Я отстаивала право на имущество более сотни людей, занималась нашим бытом, ухаживала за тремя детьми. Жила в нечеловеческих условиях, в постоянном стрессе. В таком состоянии я забеременела четвертым ребенком и родила его буквально с телефоном в руках — переговоры, решения, документы. Я понимала, что если хотя бы на час отключусь — все сделанное может рухнуть в один миг. Я рисковала оставить своих детей без жилья.
Еще во время беременности у меня стала постоянно болеть спина. После родов боли не ушли. Однажды я не смогла выйти из машины. Тогда я подумала: четверо детей, вот, видимо, и «нарожалась».
На МРТ врач сказал, что позвоночник чист, а вот лимфоузлы в забрюшинном пространстве его пугают. Пришлось лечь в больницу на пункцию. Когда я пришла в себя после операции, боль была невыносимая. Мужа рядом не было. Друзья нашли для меня сиделку. Через несколько больничных дней, поздно вечером, я вдруг почувствовала сильную тревогу. Двое старших сыновей были в гостях у своего отца, а муж оставался дома с малышами. Я как в клетке металась по больничной кровати — вся в трубках, капельницах и проводах. Муж не отвечал на звонки, мне пришлось беспокоить соседей. Когда они зашли в дом, то увидели полыхающее пламя на плите, ползающих по полу детей, которые пытаются выбраться из дыма, и моего мужа, спящего без задних ног на диване. Мне хотелось вырвать из себя все эти провода и бегом по снегу бежать из больницы к дому, спасать своих малышей. Но я не смогла даже встать с кровати.
На седьмой день после операции был назначен суд по нашим землям. Под огромной дозой обезболивающего меня привезли на заседание. Мои старания дали результат — мы выиграли!
Я вернулась из суда в больницу, а на следующий день пришел результат гистологии: лимфома — рак крови. Пока я лечилась, моими детьми и домом занимались соседи и друзья. Старшие сыновья, которым на тот момент было 15 и 10 лет в одну секунду стали взрослыми мужчинами. В течение года меня госпитализировали каждый месяц на две-три недели. Я не работала. Нужно было кормить четверых детей и покупать лекарства. Муж не делал ничего. За год он приехал ко мне в больницу дважды.
Все имущество, которое у меня было, я сразу записала на детей. Но я понимала, что сейчас не могу развестись — начнутся угрозы и шантаж. Приходилось просто терпеть.
Врачи решили, что мне стоит пройти аутоиммунную пересадку стволовых клеток. Стимуляция лейкоцитов давала такие боли в костях, что я выла. Меня предупредили: если выработанных лейкоцитов не хватит, то процедуру придется повторить. Я испугалась так, что от страха «выдала» им лейкоцитов в четыре раза больше, чем нужно. Мне сделали пересадку, и я оказалась в закрытом боксе. Почти две недели я провела тет-а-тет со своим страхом. У меня было время подумать.
На одиннадцатый день показатели крови восстановились. Такое бывает очень редко. Но я, видимо, слишком сильно хотела домой. Врачи спросили у меня: «Как вы думаете, почему вы так быстро восстановились?» И я на полном серьезе ответила: «Назло!»
После лечения из больницы я «выкатилась» весом в 120 кг. Лысая, некрасивая, полный инвалид, который плохо видит, слабо ходит и очень медленно соображает. Но главное — живая.
Во время лечения я продумала весь план — как буду разводиться, кто мне в этом поможет, как я буду воспитывать детей. Но сначала мне нужно было набраться сил. Я не стояла на ногах, а борьба предстояла не из легких. Я заново училась есть, ходить, читать, водить машину.
И вот когда я поняла, что стала самой собой, — подала на развод. В суде муж пытался доказать, что я умирающая нищая и не в состоянии заботиться о детях. Он пытался выселить меня из собственного дома. Я зашла в зал суда с охраной, в мехах, держа в руках ключи от очень дорогой (правда, арендованной) машины. Судья взглянула на меня и спросила: «Это она умирающая?!» Больше вопросов ко мне не было.
Уже два года мы с детьми живем впятером. Нам не страшно, мы счастливы. Я в ремиссии и знаю, что болезнь может вернуться, но не думаю об этом. Я продолжаю быть председателем СНТ и работаю в районной администрации. Еще до второго брака я десять лет была руководителем отдела по работе с болельщиками хоккейного клуба «Динамо- Москва». В мире хоккея я была очень известным человеком. Когда случилась беда, люди из этой, моей прошлой спортивной жизни, встали за меня горой. Однажды я приехала на матч после химиотерапии — лысая, толстая, в шапочке, ребята растянули на полсектора баннер «Наташа, держись, мы с тобой!»
Я упала на колени и расплакалась. От мужа этих слов я не услышала ни разу.
Я до сих пор не понимаю, как смогла пройти все это. Нельзя убивать свою жизнь и здоровье ради тех, кто от тебя что-то требует и ничего не дает взамен. Сейчас со мной мои дети, мои друзья. Им от меня нужно только одно: чтобы я дышала, чтобы я жила.
Поддержать тех, кто лечится от рака крови сейчас, можно тут.
Источник: goodhouse.ru