Маргарита Полякова. Рак молочной железы 3 стадии. «Не бороться с раком, а жить с ним»

Маргарита Полякова случайно нащупала уплотнение в груди, оказавшееся раком третьей стадии, за месяц до марафона. Но все-таки пробежала его. А потом еще совершила восхождение на Килиманджаро и Эльбрус. Врачи не возражали, и Маргарита решила, что жить нужно сегодняшним днем. Это решение помогло ей не бороться с болезнью, а жить с ней.

– Маргарита, расскажите, как вы узнали о своем диагнозе?

– Это произошло случайно. Я принимала душ и нащупала уплотнение в молочной железе. И сразу заподозрила неладное. До этого я лишь однажды делала УЗИ молочной железы, обследование ничего плохого не показало, и я успокоилась.

– Вы врач и наверняка знаете, что женщинам рекомендуется регулярно обследоваться, почему вы не соблюдали эту рекомендацию?

– Наверное, потому что надеялась, что раз наследственность не отягощена, то ничего страшного со мной не случится.

Но я регулярно сама ощупывала молочные железы, и иногда в преддверии менструального цикла они, конечно, нагрубали, но это были совсем другие ощущения. Так что я сразу поняла, что это что-то ненормальное. Первым моим действием был поиск врача. Я стоматолог, и у меня была пациентка врач-маммолог, я связалась с ней. На приеме стало понятно, что это именно злокачественная опухоль.

– Какие мысли возникли у вас, когда врачи объявили диагноз?

– Ноги стали ватными, перед глазами все поплыло. Естественно, я стала прокручивать в голове все возможные этапы лечения и его последствия. Но честно говоря, эти мысли быстро проскочили в голове. А вот потом пришли более глобальные переживания. На первый взгляд, они очень странные, но думаю, так бывает у всех онкологических пациентов. Сначала шок, а потом мысли о том, что были какие-то планы на жизнь: купить дом, поехать отдыхать и так далее. И все эти планы рушатся. То же самое происходило со мной. На тот момент я уже 10 месяцев готовилась пробежать горный марафон, оставался месяц до старта. И вторая мысль, которая меня накрыла: «Как же так? Я же готовилась, я должна пробежать!»

– Как вы лечились? Какие этапы лечения прошли?

– Первым этапом была операция. Я прошла все обследования, нигде никаких метастазов не нашли и поставили вторую стадию, поэтому решили сначала провести операцию. Мне был назначен тамоксифен в тестовом варианте на 2 недели до операции.

Тамоксифен – лекарственное вещество, антагонист эстрогена; применяется для лечения рака молочной железы, подавляет действие эстрогенов.

Саму операцию назначили на 18 сентября, а 8 сентября должен был состояться марафон. У меня все было готово к забегу, все куплено. Я спросила лечащего врача – можно ли мне поехать и хотя бы просто поболеть за друзей. Мне разрешили. А в последний день перед вылетом я решила спросить, может, мне можно и самой бежать? Врач удивился – зачем мне это нужно, но сказал: «Если готова, беги». Я была очень счастлива.

– У вас не было страха, что физическая нагрузка усугубит ситуацию?

– Изначально у меня были сомнения, но врачи были не против, и я решилась.

К тому же, я поняла в тот момент, что нужно использовать каждый шанс и нельзя откладывать жизнь, ведь никто не знает, что будет дальше.

Если из-за страха отказаться от чего-то, такой возможности может больше не представиться. Возможно, забег в какой-то степени подтолкнул распространение процесса, ведь это интенсивная нагрузка на организм, но что было, то было, я не жалею. Это было невероятно – пусть даже такой ценой.

– То есть процесс все-таки распространился дальше?

– Точно никто не знает, распространился ли процесс или так все и было. Я вернулась, и через 10 дней была радикальная мастэктомия. Врачи удалили 17 лимфоузлов, 7 из них были поражены. Мне поменяли стадию, окончательный диагноз: рак молочной железы, люминальный тип В, 3а стадия. Назначили 4 капельницы химиотерапии и лучевую терапию.

– Почти все, кто прошел через химиотерапию, рассказывают о ней как о самом страшном этапе лечения. У вас такие же ощущения?

– Нет, я не могу сказать, что химиотерапия была чем-то ужасным. Да, это было самым неприятным этапом, но не ужасным. Стрессовым моментом было то, что стали выпадать волосы. Но это длилось очень недолго, и я даже сделала шикарную фотосессию с лысой головой. Получились очень красивые фотографии.

Во время химиотерапии я продолжала потихоньку бегать. И врачи меня в этом поддерживали. Я не брала отпуск и продолжала работать, меня это мотивировало. Я повязывала бандану и принимала пациентов. Бандана органично вписывалась в образ врача-стоматолога. На четвертый день после капельницы я чувствовала себя хуже всего, как будто после хорошего перепития: дезориентация в пространстве, апатия, раздражительность. Я даже подумала взять в этот день выходной на заключительном курсе, но в итоге все равно отработала.

А между капельницами как раз был Новый год, и я поехала в Киргизию, где тренировались мои друзья-бегуны. Я не бегала, но ходила в походы и чувствовала себя очень хорошо.

– А как вы себе объясняли, почему относительно легко перенесли химиотерапию?

– Может быть, потому, что мне была назначена не самая жёсткая химия, и не 8, а 4 капельницы. Может быть, из-за молодого возраста – мне было тогда 39. Может быть, из-за моей физической тренированности. Хотя я думаю, что сыграло роль сочетание всего этого. И, честно говоря, я общалась с другими пациентками, и все молодые женщины, даже те, у кого было 8 капельниц, говорили, что химиотерапия – не ужас-ужас, а вполне терпимо.

– А что вы почувствовали, когда вам объявили о наступлении ремиссии?

– Какого-то объявления не было. После химиотерапии я прошла курс лучевой терапии, ее я практически не ощущала, совмещала с работой. После я начала принимать экспериментальный препарат, который проходит клинические испытания. Я тоже когда-то была в научной среде, и подумала, почему бы не помочь коллегам, тем более, если это экспериментальное лечение может мне помочь. Я принимала этот препарат, регулярно сдавала анализ крови, проходила обследования и до сих пор их прохожу.

– Я знаю, что вы сделали операцию по реконструкции молочной железы. Как вы решились на нее?

– После прохождения лучевой терапии я пришла на прием к своему лечащему хирургу, и, поскольку ткани не были изменены, мне разрешили сразу делать реконструкцию. Но я к тому моменту так устала от лечения, что мне хотелось просто пожить, побегать, совершить восхождение на Килиманджаро. В мае 2019 года за месяц до второго этапа реконструкции я поднялась на высочайшую вершину Африки.

В этот момент я общалась с другой пациенткой. Она лечилась у того же хирурга, что и я. И почему-то она не хотела продолжать лечение у него. Она так часто говорила мне об этом, что, хотя я зарекалась никого не слушать, кроме своего разума, постепенно у меня возникла мысль, что я тоже не хочу у него оперироваться. Я стала искать других врачей, начались метания. В результате я доискалась до того, что оказалась у хирурга, который сделал реконструкцию очень плохо. Результат был просто ужасным. Я потратила много денег, пролежала под наркозом, потеряла два месяца на восстановление. Я была разбита морально, к тому же, со мной грубо обошлись в клинике, несмотря на то, что я коллега. Мне не предложили ни компенсации, ни возможности переделать операцию.

Тогда я на какое-то время отложила все, это был тяжелый момент. Мне нужно было переключиться на что-то – невозможно было каждый день видеть это все в зеркале. И я решила готовиться к парижскому марафону. Но именно в этот момент началась история с пандемией. Хирург, к которому я была записана, не мог меня принять, на марафон я не могла полететь, клиника, в которой я работаю, временно закрылась. Я поняла, что если сейчас не сделаю операцию, то потеряю и время, и деньги. Тогда я написала хирургу, который делал мне первую операцию, и попросилась снова к нему. И он меня взял на операцию и сделал все прекрасно, за что я ему очень благодарна.

– То, что вы врач, вам помогало в процессе лечения или мешало?

– Мне кажется, у врачей отношение ко всем пациентам одинаковое. Я так думаю, потому что я сама врач, и для меня не имеет значения профессия пациента. А в плане понимания диагноза – я не онколог и не знаю всей специфики, но у меня как врача есть клиническое мышление, это помогает.

И я знаю, что, когда я предала свое врачебное мышление и пошла на поводу у пациентских сплетен и эмоций, отказавшись от своего лечащего врача, мне это очень навредило. Как только я снова начала мыслить клинически, я вышла на правильный путь.

– Врачи вас поддержали в желании быть активной в период борьбы с болезнью, а родные? Они не боялись, что ваши марафоны и путешествия навредят вам?

– К счастью или несчастью мы с моими родителями живем на большом расстоянии. И я решила им не говорить о своем диагнозе. Они до сих пор не знают о нем. Так лучше для всех. У меня есть старшая сестра, которая знает о моей болезни, но она далека от моих увлечений, и даже не вникала в это.

Через три месяца после третьей операции, я совершила восхождение на Эльбрус. Я спрашивала врачей, можно ли мне нырять и подниматься в горы, можно ли бегать, можно ли лететь – но я не говорила, что собираюсь на такую высоту.

Я не хотела взваливать ответственность за это решение на врачей, это моя жизнь, и я имею право распоряжаться ею самостоятельно. И я не жалею, мне кажется, я каждый раз становилась сильнее.

– Вы скрыли от родителей свою болезнь, а сестра жила далеко. Вам не хотелось поделиться с кем-то? Получить поддержку?

– Когда я узнала о диагнозе, я рассказала о ней своим близким друзьям. Мне нужна была помощь в поиске информации, в поиске врачей. Они мне очень помогли. Потом они же посоветовали не закрываться, а рассказать о болезни через соцсети. Я написала пост в Facebook, и на него откликнулись очень много друзей, знакомых, это была такая мощная поддержка. Первые полтора месяца после постановки диагноза я не оставалась одна.

– У вас есть «секрет успеха»? На ваш взгляд, что стало ключевым фактором успешности лечения?

– Я много общалась со здоровыми людьми – не с онкологическими пациентами. Я закрылась от этой болезни, не копалась в ней. Я делала то, что говорили врачи, не искала истории выживших. Жила так, будто болезни у меня нет. Ну волосы выпали после химии – ну и что. Работать можно? Можно. Бегать можно? Можно. Все, что я люблю делать, мне можно. Это меня спасало.

Еще мне дала совет знакомая, подруга которой умерла от меланомы. Она долго лечилась и не смогла справиться с болезнью. Она жалела, что потратила много времени на борьбу с болезнью. Говорила, что надо было не бороться с ней, а жить с ней. Этот совет я услышала в начале пути и решила, что не надо залечивать себя, надо кайфовать от того, что ты любишь, и отдаваться здоровой жизни, даже если это тяжело. Благодаря этому весь период лечения я не чувствовала себя больной.

– Вы старались меньше общаться с онкологическими пациентами, но при этом стали волонтером в фонде «Подари жизнь». Почему?

– Волонтером я стала сразу после первой операции. Я получила такой шквал поддержки, что мне хотелось вернуть ее Вселенной. Тогда я решила стать волонтером, но не знала, как именно. Мне было бы нелегко работать с тяжелобольными детьми, поэтому я выбрала формат водитель-волонтер. Как раз накануне я купила новую машину. Думала, забеременею, буду возить в ней ребенка, но все эти планы рухнули, а машина стояла новая. Так я стала волонтером-водителем. Для меня это оптимальный вариант.

– Вы пишете на своей странице в инстаграм (@polyakova5900), что «у каждого свой рак, но не все до него доживают». Вы рады, что дожили до своего?

– Конечно, я бы предпочла, чтобы его не было или чтобы он случился намного позже.

– Я задаю такой вопрос, потому что многие пережившие рак рассказывают, что болезнь разделила их жизнь, как это принято говорить, на «до и после». У вас есть такое ощущение? В чем ваша жизнь принципиально изменилась?

– Жизнь не изменилась, но изменилось отношение к каким-то вещам. Отношение к целеполаганию, к планам. Сегодня модно настроить себе целей на 10 лет вперед. Я тоже строила такие планы. Сейчас я в корне изменила свою точку зрения, я поняла, что планировать можно максимум на три месяца, и что будет потом, никто не знает. В будущее лучше не заглядывать, его еще нет, и на прошлое лучше не оглядываться, его уже нет. И нужно жить здесь и сейчас. Это мне помогло. Были моменты, когда я думала, что из-за диагноза у меня этого не будет, того не будет, а потом одергивала себя – куда ты смотришь? Просто забудь об этих планах, есть сегодня, окей – еще есть завтра. Живи вот этим, ничего не откладывай. Если я захотела на Эльбрус, я иду и получаю удовольствие, даже если ради этого приходится немного пострадать.