В российских СМИ уже несколько лет описывается «катастрофическая ситуация», сложившаяся в Республике Дагестан в сфере лечения онкозаболеваний. Эти данные подтверждаются и результатами мониторинга Министерства здравоохранения по заболеваемости и выявляемости онкологических заболеваний: за 2017 год смертность от рака в Дагестане выросла на 7,2%. О сложившейся ситуации в регионе, путях ее разрешения, а также о специфике работы онколога в республике в интервью Онкологическому информационному сервису ToBeWell рассказал онколог-маммолог «Республиканского онкологического диспансера», аспирант кафедры онкологии Дагестанского государственного медицинского университета Мирза Мурачуев.
— Судя по имеющейся в СМИ информации и статистическим данным, в Дагестане есть серьезные проблемы в сфере обнаружения и лечения онкологических заболеваний. Ваш выбор стать онкологом был связан с тем, что вы знали об этой ситуации в регионе?
— Вы знаете, я бы хотел высказываться правдиво, поэтому должен отметить, что цифр статистики, из которых видно, что ситуация в регионе действительно критическая, у меня нет. Да, в Республике Дагестан действительно есть проблема с выявлением онкозаболеваний: у большинства пациентов болезнь обнаруживается только на 3-4-й стадиях. Но при этом я бы хотел отметить, что это общая тенденция, а не региональная. К тому же, Дагестан не относится к регионам-лидерам по количеству «запущенных» пациентов, есть регионы, где эта проблема стоит более остро.
Когда я оканчивал университет, я точно знал об одной и сегодня актуальной проблеме: в регионе не хватает врачей-онкологов. Это стало одним из главных факторов при принятии решения.
— А почему вы выбрали именно маммологию? Выбирали ли вы между несколькими вариантами или с самого начала знали, на чем будете специализироваться?
— К сожалению, в этом случае мой выбор определился семейными обстоятельствами. К моменту окончания медицинского университета у моей мамы обнаружились проблемы со здоровьем. Тогда, помогая ей обходить врачей, сдавать анализы, я понял, как сложно попасть к маммологу, какие огромные очереди на посещение специалиста. К счастью, у мамы не диагностировали онкологию, но тогда я сделал свой выбор.
— Вы работаете в ГБУ РД «Республиканский онкологический диспансер». На главной странице сайта написано, что диспансер нуждается в увеличении количества коек, диагностического оборудования, и многого другого — это значит, что проблемы со здравоохранением в регионе глобальны и не ограничиваются нехваткой врачей. Как вы считаете, какие проблемы являются первоочередными?
— Я считаю, что проблема финансирования сегодня для нас первоочередная. Приведу цифры: в республике проживает 3 миллиона человек, при этом до последнего времени в нашем онкодиспансере было всего 150 коек. Но надо сказать, что на эту проблему обратили внимание. Скоро добавится еще 40 мест. Завершается строительство нового трехэтажного здания, рассчитанного на еще большее число коек. Думаю, в течение полугода мы эту проблему решим.
Сложнее обстоят дела с обеспечением диспансера химиотерапевтическими препаратами. Нам их просто не хватает, мы говорим об этом всюду. Я знаю, что наше руководство неоднократно обращалось в Фонд ОМС с просьбой о решении этой проблемы, но пока безрезультатно.
И все-таки я отмечу, что есть регионы, где финансирование онкологических диспансеров значительно хуже. Недавно к нам приезжали специалисты из НИИ им. Герцена. Они были очень удивлены, что, оказывается, все самое необходимое для работы у нас есть. Видимо, они тоже читали о нас в СМИ и ждали чего-то худшего. Но в итоге дали нашему диспансеру оценку «удовлетворительно».
— Как вы считаете, культурная специфика региона влияет на скорость выявления рака молочной железы и качество лечения?
— Проблема несвоевременного обращения женщины к врачу в Дагестане действительно есть. Во многом она связана с особенностями нашей культуры и религии.
Из-за религиозного воспитания многие женщины стесняются обращаться к маммологу. Соответственно, они оттягивают поход к врачу до тех пор, пока опухоль не начинает распадаться, и болезнь не переходит в 4-ю стадию, когда мы помочь уже не в силах.
Более того, женщины очень часто скрывают болезнь и от родственников. Еще одна черта дагестанцев (не только женщин) — воинственность. Это очень мужественный и терпеливый народ. Поэтому дагестанец, как правило, терпит боль и оттягивает поход к врачу очень долго.
К тому же надо понимать, что Дагестан — горная местность. Некоторые населенные пункты удалены от Махачкалы на несколько сотен километров. Я не хочу сказать, что дороги плохие — дороги нормальные, людям просто не хочется преодолевать такие расстояния, пока не наступит критическая ситуация.
— У меня есть ощущение, что уже до каждого россиянина донесена информация о том, что рак — та болезнь, которую важно как можно раньше обнаружить. Разве просветительская работа не ведется и в Дагестане? Люди не осознают, что посещение врача при первых симптомах — шанс к спасению?
— В республике ведется просветительская работа. Проводятся научно-популярные конференции для населения, лекции, об этом пишут СМИ, рассказывают на телевидении. Есть огромное количество обществ онкологических пациентов, где люди помогают друг другу, делятся знаниями. Все это делается, и делается не зря — я вижу положительную динамику. Но, видимо, этого все равно оказывается недостаточно.
— Я уже отметил, что чувствую положительную динамику в понимании людьми того, что такое онкология, почему важно вовремя обратиться к врачу, при каких признаках нужно это делать незамедлительно. Но еще 5 лет назад ситуация была значительно хуже. Когда я только начинал работать, меня шокировало число пациентов, которые обращались за медицинской помощью уже на последней стадии. Я спрашивал: почему вы пришли так поздно? На что получал ответы: я не знал, что это может оказаться рак; мне никто не рассказывал, что эти симптомы могут быть признаком серьезной болезни; я не думала, что можно провести самообследование молочных желез. Поэтому моей целью было дать эти знания людям.
На своей странице я рассказываю, как правильно самообследоваться, при каких симптомах идти к врачу, что включает в себя профилактика заболевания. Оказалось, что такая работа очень востребована. Сегодня у меня 80 тысяч подписчиков. И это не рекламные аккаунты, не боты, это живые люди. Они задают вопросы, пишут комментарии, благодарности. Значит, я работаю не зря. Кстати, 80% моих подписчиков — это жители Дагестана.
— Как вы оцениваете осведомленность населения всей России о раке?
— По десятибалльной шкале я бы оценил осведомленность россиян о раке на семь. Однако важно, какие именно сведения они получают.
Я думаю, что просвещением в сфере онконастороженности в первую очередь должно заниматься телевидение. Не Instagram, не социальные сети, не YouTube, а телевидение. Почему? Потому что, как правило, пациенты с онкологическим диагнозом — это люди за 35–40 лет. Они не сидят в интернете, они смотрят телевизор.
Вы знаете, у меня в университете был один очень интересный преподаватель, он профессор, академик РАН. Я очень хорошо запомнил его правило: если к вам пришел пациент с банальной простудой — напугайте его, скажите ему, что все плохо; если же к вам пришел пациент в тяжелом состоянии — скажите, что все у него хорошо. Да, людей нужно пугать, чтобы они пришли к врачу, чтобы занялись собой, своим здоровьем. Но в то же время очень часто на мой вопрос о том, почему болезнь запустили, почему вовремя не обратись к врачу, пациенты отвечают: «Я не приходил к врачу, потому что боялся услышать, что это рак».
Я сам иногда читаю статьи и публикации в интернете об онкологии и испытываю шок от написанного. Очень много ложной информации, которая лишь пугает. Самое важное — просто прийти к врачу вовремя и не бояться услышать свой диагноз.
Я могу с уверенностью сказать: на 1-2-й стадии 95% пациентов полностью излечиваются почти от любого онкологического заболевания.
— К сожалению, да. Эта проблема распространена. Например, недавно у меня была пациентка с раком молочной железы, которая при обращении в диспансер получила предложение стандартного лечения: химиотерапия, а после операция. Она отказалась. Выяснилось, что пациентка вместе с родственниками обратилась к травнику, который пообещал вылечить опухоль без операции и химиотерапии. Он за определенную сумму выдавал ей какое-то «лекарство». Когда опухоль стала распадаться, и родственники предъявили ему претензию, травник ответил: так опухоль выходит наружу. Они ему поверили. В результате пациентка все равно снова попала к нам, но уже с разлагающейся опухолью и метастазами на 4-й стадии. И мы ничем не смогли ей помочь.
Хотя такие ситуации и бывают, но я хочу отметить, что в последнее время пациенты все реже пытаются излечиться от рака при помощи трав, колдунов или экстрасенсов.
—Сообщать людям о том, что они тяжело больны — дело не из легких. Как вы справляетесь со стрессом?
— Я не знаю, к сожалению или к счастью, в первые месяцы работы врачом человек черствеет. Когда я еще в университете подрабатывал медбратом, для меня смерть каждого пациента становилась важным событием. После этого еще полтора-два месяца я засыпал каждую ночь с мыслями о смерти. Но, видимо, человек ко всему привыкает.
Сейчас я спокойнее отношусь к этой части своей работы. Конечно, тяжело и неприятно сообщать о болезни молодым людям. Еще тяжелее, когда ты видишь, что болезнь запустили так, что помочь уже ничем нельзя. У меня был случай, когда девушка 16 лет с саркомой нижней конечности из-за глупости родителей дошла до врача уже на 4-й стадии с метастазами. Еще несколько дней я думал об этом, сердился на родителей: ну как можно было так поступить?! Но со временем успокоился.
—Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать настоящий врач? Он должен быть человеком не только с умом, но и сердцем? Или это лишнее?
— Я думаю, 50 на 50. Бессердечный человек не будет желать оказать помощь пациенту от всего сердца. Он будет все выполнять механически, как робот. В то же время важны ответственность, хладнокровие, аналитический склад ума. Но на первое место для врача, особенно онколога, я бы поставил коммуникабельность. Есть такое выражение: врач лечит словом. Дело в том, что, когда пациент попадает, например, в отделение гастроэнтерологии, он интересуется деталями. Пациент хочет знать, как его лечат, каковы подробности диагноза, какие препараты применяются.
"Когда пациент оказывается в отделении онкологии, он находится в таком психологическом состоянии, что ему безразличны детали".
Ему важно услышать от врача только одно: как проходит лечение, есть ли успехи, каковы его шансы на жизнь. Как объяснить пациенту эти вещи правильно? Вот здесь нужны коммуникабельность и умение найти индивидуальный подход и правильные слова.
Еще очень важно умение выслушать пациента. Этого не хватает многим врачам, в том числе по объективным причинам. Например, в нашем диспансере на 3 млн жителей Дагестана работают два хирурга-онколога. Они очень загружены. Конечно, им сложно найти время и просто выслушать пациента. Но, на мой взгляд, это необходимо.
— Однако, несмотря на такую загруженность, вы успеваете заниматься не только практикой, но и наукой. Расскажите про свою кандидатскую диссертацию. Как вы считаете, научная деятельность в этой области отстает так же сильно, как практическая, относительно международных стандартов?
— То, что онкологическая наука России отстает от международной, очевидно. Это не мои слова, а слова уважаемого мной профессора. На мой взгляд, проблема снова упирается в деньги. Представьте себе: аспирант-очник, который окончил медицинский университет, ординатуру, у которого есть семья, получает стипендию 7 тыс. рублей. И на эти деньги он должен жить, кормить семью, ездить на конференции, публиковаться в научных журналах. Он же просто умрет от голода! За рубежом стипендии аспирантов значительно выше, а значит, и качество их работы тоже намного выше.
Тема моей кандидатской диссертации посвящена первично-множественному раку молочной железы. Это очень актуальная проблема, поскольку в 15% случаев у онкобольных имеется именно первично-множественный рак. Подробности исследования мне бы не хотелось раскрывать раньше времени, но основная цель работы состоит в том, чтобы определить, через какой интервал времени появляется новая опухоль у пациентов с раком молочной железы, и с чем это связано.
— Как вы считаете, что должно случиться, чтобы количество онкоболезней в стране сократилось?
—Во-первых, должно вырасти финансирование этой сферы, я повторяю это снова и снова. Я расскажу вам случай из практики врачей НИИ им. Герцена — одного из богатейших медицинских учреждений, занимающихся онкологией в стране. К ним на мастер-класс приехал хирург из США. Он проводил операцию, и доктора обратили внимание на то, что он на каждый шов использует целую нить, все лишнее просто выкидывает. Нужно сказать, что такая хирургическая нить стоит примерно 350 рублей. У нас ее стараются использовать 5-6 раз, чтобы сэкономить. Понимаете, то, что у хирургов из Америки, Европы, Японии — одноразовое, у нас используется многократно. Естественно, качество нашей работы страдает. И это самый простой пример.
Второе важное направление — диспансеризация. Важно выявлять болезнь как можно раньше. Сейчас государство работает в этом направлении. Но еще важнее — личная ответственность каждого человека за свое здоровье.