Вероника Севостьянова, автор книги «Про меня и Свету. Дневник онкологического больного». «Это конец?»

Вероника Севостьянова — в прошлом известный самарский тележурналист, сейчас общественный деятель. Пережив рак молочной железы, Вероника выпустила книгу и была уверена, что борьба закончилась. Однако рецидив не заставил себя долго ждать: метастазы в печень и новое лечение. Как не сдаваться и помочь не сдаваться другим Вероника рассказывает специально для ToBeWell в материале из двух частей. Сегодня — про болезнь, страх и веру.

– Диагноз «рак молочной железы» был не первым онкологическим диагнозом, который вам поставили. В своей книге вы рассказываете о том, что вам был поставлен «рак щитовидной железы» двумя годами ранее. И диагноз оказался ошибочным. Как так вышло?

– Да, в 2011 году мне поставили диагноз «рак щитовидки». Первое, что мне сказали на консультации после того, как я немного пришла в себя, это то, что на операции уже большая очередь и моя подойдёт не раньше, чем месяца через два. Врач говорит: вы эти два месяца, к сожалению, не проживёте, поэтому сейчас необходимо сделать платную операцию и пройти платное облучение. То есть, по его словам, мой единственный способ выжить — это заплатить. И это притом, что рак щитовидки, как потом я уже узнала, изучив много медицинской литературы, обычно развивается крайне медленно, то есть два месяца — это вообще ни о чём. И очень хорошо, что среди моих знакомых оказалась врач, которая засомневалась насчёт достоверности диагноза. Она забрала мои стёкла и отнесла их на повторную проверку, которая показала, что никакого рака у меня на самом деле нет. Но дома у меня до сих пор лежит официальная бумага с печатью известного питерского цитолога, в которой написано, что у меня рак щитовидной железы. Из этой истории я вынесла урок и главное правило любого лечения — всегда получи второе мнение. Это правило, которое нужно всегда соблюдать. Хорошо, что тогда нашёлся человек, который меня успокоил, образумил и сказал, что надо сначала перепроверить, а уже потом принимать какие-то решения. Даже если попадается врач, которому вы внутренне доверяете, всё равно нужно идти и проверять всё ещё раз. Врач, который протестует против второго мнения — это неправильный врач. Однако через два года после этой истории, в 2013 году у меня обнаружили рак груди. И вот тут уже никакой ошибки не было.

«Пожалуй, больше всего устала от головной боли. Никуда не уходит, мучает и терзает. Понятное дело, интоксикация. При похмелье такое же неприятное состояние бывало, но похмелье проходит быстрее. Еще слабость. Очень быстро устаю. Ну, и уже вторые сутки хожу вся мокрая. Потею, меняю одежду и снова потею. И лишь главная радость, что тошнота так и не пришла. Ем много, вкусно и с удовольствием. В общем, видимо, мы с организмом пришли к единому мнению: будем бороться. Если бы он в победу не верил, то думаю, что и пищу бы не принимал. Впрочем, я даже не сомневалась, что мои мозг и тело сумеют договориться». (Из книги «Про меня и Свету. Дневник онкологического больного».)

– И вы буквально сразу начали писать книгу! Как у вас возникла эта идея?

– Я совершенно не предполагала, что это всё выльется в книгу. Изначально она была задумана как заметки для себя: хирург посоветовал мне записывать всё, что со мной происходит. Уже потом выяснилось, что записано это правильным слогом и довольно слажено, ведь журналиста в себе не спрячешь. Задача этих заметок была сугубо медицинская: записывать свои ощущения при прохождении лечения. И я уверена, что каждому человеку, который проходит лечение от рака, да и не только от рака, необходимо их вести. Мне это действительно помогало. Например, во время прохождения первой химиотерапии я записывала: «Температура 37,3, самочувствие ужасное, тошнит, но рвоты нет, ломит спину и ноги: все очень плохо». По истечении некоторого времени, уже после второй химии я вижу: температура у меня 36,9. «Господи, это же ужасно!» — думаю я. А потом заглядываю в предыдущие записи и понимаю, что на самом деле по сравнению с первой химией всё не так уж и плохо и даже лучше, чем было! Организм-то воспринял препараты, понял, что это нужно для дела и борется. И если во время первой химии мне стало легче на пятый день, то во время второй химии я заглядываю в записи и вижу — ага, осталось дождаться пятого дня и всё будет хорошо. Это сравнение с предыдущими записями помогало мне понять, что я смогу всё преодолеть. Оно действительно давало силы. Совсем не нужно уметь писать литературно, для того чтобы делать такие записи, главное — отметить важные вехи для себя. А уже потом, впоследствии эти записи преобразовались в книгу.

– Ваша книга заканчивается на том, что вы вошли в ремиссию. Однако в 2016 году у вас случился рецидив?

– Да. Я вошла в двухлетнюю ремиссию после лечения и, в принципе, забыла обо всём этом. Но в 2016 году у меня обнаружили метастаз в печени. Тогда я прошла химиоэмболизацию. Это такой хитрый метод химиотерапии, при котором через бедренную артерию вводят специальные трубочки, по которым прямо в печень поступают химиопрепараты. Это более практичный метод, чем обычная химиотерапия, и вызывает гораздо меньше побочных эффектов: у меня не выпали волосы, тошнота была всего один день, а не неделю, как обычно. К сожалению, такой метод можно применить только при единичных новообразованиях: если метастазирование множественное, то такая химиотерапия не поможет. При помощи химиоэмболизации мне уменьшили метастаз в печени, а затем его заморозили методом криоабляции.

Криотерапия — это метод, который использует экстремальный холод для замораживания и уничтожения раковых клеток, тем самым избавляя весь организм от очагов опухоли. Новая технология позволяет разрушать заражённые клетки холодом, а не выполнять резекцию органа.

– Поскольку печень — самовосстанавливающийся орган, то через какое-то время замороженная часть будет «отвергнута» печенью, а затем орган восстановится. Этот метод применяется в мире уже лет 15, у нас его применяют пока только в Петербурге.

– Однако на этом ваша история болезни не закончилась…

– Да. В 2018 году у меня на КТ нашли ещё один метастаз, снова в печени. Мне его снова заморозили. В декабре 2018 снова появилось уже два небольших метастаза там же, которые мне также заморозили! Сейчас, по результатам последнего обследования, новых очагов не выявлено.

«Да-да, почти двухнедельные споры с хирургом закончились моей полной победой. То убеждая его по телефону, то совершая личные набеги на его кабинет, я все же смогла добиться согласия на секторальную резекцию. Это название операции, когда удаляют только опухоль. Именно о таком исходе хирургического вмешательства мне и говорили полгода назад. А потом было два курса химии – четыре «желтых» плюс две «красные», которые, как предполагалось, должны были еще улучшить результат. А вместо этого после окончания неоадьювантного лечения я услышала грозное словосочетание «полная мастэктомия». И уже даже по одному слову «полная» было понятно, что грудь хотят отрезать всю». (Из книги «Про меня и Свету. Дневник онкологического больного».)

– Как вы реагировали, узнав о метастазах? Как находили в себе силы не отчаиваться?

– Это был шок. Сильный страх. Я позвонила своему первому врачу и громко в трубку кричала: «Это конец? Это конец! Почему так мало? Я надеялась лет на десять хотя бы!» И что-то ещё такое же эмоциональное. Больше я так никогда не делаю, потому что потом поняла, что своими криками я пыталась переложить свой страх на врача. А врачи тоже люди. И когда я на него кричала и пыталась его и обвинить, и заставить прочувствовать мой страх, и, повторюсь, переложить этот страх на его плечи, то лучше никому из нас не делала. Теперь, если я и звоню в панике врачам, то лишь с вопросительной интонацией: «Это же ещё не конец?» И когда ты ставишь правильные вопросы врачам и судьбе, то получаешь и правильные ответы. Это ещё не конец. А ещё я в такие сложные моменты очень люблю ходить в кинотеатр на что-то громкое и воинственное. Беру бутылочку пива, сижу в тёмном зале, смотрю на экран и совершенно ничего не понимаю, что там в киношной жизни происходит. Но зато за эти полтора-два часа раздумий под громкие крики в моей голове всё становится на свои места, и из кинотеатра я выхожу готовой к борьбе за своё здоровье.

«Я позвонила своему первому врачу и громко в трубку кричала: «Это конец? Это конец!»

– Я знаю, что вы были против удаления груди, и очень просили врачей сделать резекцию. Об этом вы пишете в книге. Как вы думаете, эти рецидивы могут быть связаны с вашим решением?

– Уверена, что нет. Я доверяю хирургу, который меня оперировал, Константину Юрьевичу Зернову. Мы очень долго спорили с Константином Юрьевичем и сейчас я ему очень благодарна за то, что он оставил грудь на месте. И дело не в морально-эстетическом вопросе: к этому я отношусь достаточно спокойно, здоровье в этом вопросе намного важнее. Но потеря любого органа для организма — стресс: он начинает компенсировать его функции, тратить и перераспределять ресурсы, и от этой компенсации страдает какой-нибудь другой орган.

– Как вы поддерживаете здоровье сейчас?

– Сейчас я принимаю препараты — ингибиторы ароматазы, это ингибиторы женских гормонов эстрогенов. Так как опухоль у меня была гормонозависимая, то эстроген, образно говоря, служил «тележкой», которая привозила питание опухоли. И для того чтобы это не происходило, нужно подавлять функции эстрогенов. Сейчас я пью уже вторую линию препаратов. Во время первой я пила Тамоксифен, который обычно назначается при лечении гормонозависимых опухолей. Его хватило на два года, а потом он работать перестал и началась вторая линия, затем, возможно, будет и третья линия... Рак — болезнь непостоянная, поэтому, если лекарство перестало действовать, это значит, что раковые клетки мутировали и необходим переход на новый этап лечения.

– Вы думали насчёт второй книги?

– Ещё прошлым летом я написала три детские книжки, книги вошли в короткий список главного детского конкурса России «Книгуру», и мне бы хотелось, чтобы они поскорее вышли. Я хочу писать о чём-то добром, вечном, а не только о болезни. И заниматься литературой наравне с благотворительностью.

– После того, как у вас обнаружили первый метастаз, вы нашли в себе силы не только не отчаиваться, но и помогать другим! Расскажите об этом.

– Да. Потому что нельзя сдаваться! Ни мне, ни кому-либо другому. И мы с коллегами по выздоровлению создали пациентскую организацию. Это была не моя идея, это была идея профессора Моисеенко, врача с 40-летним стажем работы, директора петербургского онкоцентра — ГБУЗ «СПб КНпЦСВМП(о)». Собственно, всё началось на встрече с пациентами и читателями в магазине «Буквоед», где Владимир Михайлович мне прямо так и предложил: «Вероника Славадиевна, а давайте создадим пациентскую организацию?» И я ещё сначала сопротивлялась: всё думала, а зачем мне это всё надо? Я же должна думать о своём здоровье и спокойствии, беречь себя, а он мне предлагает суетиться и бегать за другими больными людьми. А потом я осознала нужность этого проекта. Я поняла, что для меня важно видеть и спокойствие людей, которым я помогаю. Мне важно это простое «спасибо» за те дела, которые я делаю. Да, работа в пациентской организации — это работа в первую очередь и для себя. Она основывается на известном жизненном принципе: «Когда ты что-то отдаёшь, ты что-то получаешь». И вот эта отдача, которая есть от моей деятельности, она ни с чем не сравнима. Я очень благодарна профессору Моисеенко за то, что он предложил эту идею, и за то, что он не только озвучил, но и поддержал нас в наших начинаниях.

«Рак лечится» — пациентская организация, регионально-общественное объединение, одним из соучредителей которой является Вероника Севостьянова. «Рак лечится» призывает к состраданию и солидарности. Мы верим, что даже одно-единственное действие способно принести большую пользу на местном уровне, а совместными усилиями можно изменить весь мир». (С сайта организации https://raklechitsya.ru/)

О том, как работает пациентская организация «Рак лечится», читайте во второй части интервью с Вероникой Севостьяновой в ближайшее время на страницах ToBeWell.