В июле 2018 года у меня был диагностирован папиллярный рак щитовидной железы с метастазами. В августе меня прооперировали. Сразу после этого началась подготовка к лечению. Параллельно с ней мне было необходимо оформить инвалидность. Я знала, что это превратится в тот ещё квест, но я и предположить не могла его столь “замысловатый” сценарий.
НАЧАЛО
— Откройте мне, пожалуйста, направление к онкологу, — говорю я терапевту, к которому записалась неделю назад.
— По какому вопросу? — она даже не поднимает на меня глаза.
— У меня рак. Рак щитовидный железы, — отчеканиваю я.
У тучной женщины, что сидит передо мной, резко заканчивается воздух в лёгких. Она начинает нервно дышать. Испугалась, я знаю.
— Бедная, да как же так, такая молодая... Сейчас открою, конечно.
И в её глазах я вижу себя лежащей во гробе с иконкой под ледяными ладонями.
На пути лечения и получения инвалидности мне придётся ещё не раз столкнуться с врачами общего профиля, которые будут автоматически хоронить меня. Это особенный эффект от произносимого мною слова “рак”. Жутко то, что такого уровня “специалисты” демонстрируют свою профнепригодность, вводя пациента в ещё большее состояние обречённости.
После визита к терапевту я открываю ЕМИАС*, чтобы записаться к онкологу, но сервис не работает. Не работает он и вечером, и ночью. ЕМИАС отказывается загружаться даже на следующее утро, а время идёт.
Наконец-то сайт реанимируется. Запись к онкологу только через неделю. А значит, плюс ещё семь дней бестолкового ожидания. Записываюсь.
*ЕМИАС — это государственная Единая медицинская информационно-аналитическая система города Москвы, позволяющая произвести запись к врачам районных поликлиник онлайн.
ОНКОЛОГ
— Вот выписка из больницы, а вот гистология. Ещё паспорт, СНИЛС, и страховой полис, — я догадывалась, что понадобятся документы, поэтому принесла всё, что было.
— А копии? Мне нужны копии. Так... А это что тут написано? У вас ранее была онкология?
— Да. В 1998 году. 20 лет назад. Рак яичника.
— А выписка? Где выписка из карты?
Прошло двадцать лет. Я понятия не имею, где эта карта. То есть, я уверена, что у меня никакой карты давно нет. Её даже в архиве больницы уже, наверное, нет. И копий всего остального у меня тоже нет. Я как-то наивно полагала, что это всё легко можно осуществить на месте.
Совет №1: Делайте несколько копий всех документов и носите с собой на каждый приём к врачу. Всегда может что-то понадобиться дополнительно, или потеряться, даже если вы приносили это ранее.
Иду на пятый этаж — там оформляют документы для постановки на учёт к онкологу. Это нужно для того, чтобы при необходимости записываться к нему можно было через ЕМИАС в любой момент без помощи терапевта. Домой с собой я несу список нужных бумажек, которых не хватает врачу, и главное — карту для прохождения диспансеризации. Без диспансеризации инвалидность никто не даёт. В мой список входят: невролог, гинеколог, хирург, терапевт, анализы крови и мочи, УЗИ брюшной полости и флюорография. То есть, отсутствие у меня щитовидной железы и гистологически подтверждённый диагноз “рак” не позволяют высшим чинам дать мне статус инвалида, пока я не пройду это бессмысленное множество дополнительных исследований. А в послеоперационном состоянии это как раз самый эффективный метод “встать на ноги”, да. Такая своеобразная система восстановительной реабилитации, иначе я это объяснить не могу.
Для того чтобы пройти диспансеризацию, нужно записаться ко всем специалистам и взять направление на анализы. Открыть запись к неврологу и дать нужные бумажки может только терапевт. Онколог направлений не даёт. Значит, нужно снова записываться к терапевту. Открываю ЕМИАС. Что удивительно, он работает. Запись к терапевту через пять дней. И снова ждать.
Совет №2: Когда терапевт открывает запись к онкологу, попросите его сразу открыть направления к узким специалистам и выписать направления на клинический и общий анализы крови, анализ мочи, УЗИ брюшной полости и флюорографию. Таким образом вы сильно ускорите процесс.
Прихожу к терапевту — очередь задерживается. Не прошли ещё те, кто должен был зайти на приём сорок минут назад. Ожидание выматывает. Вокруг все кашляют и чихают — прекрасное общество для меня с посаженным послеоперационным иммунитетом.
Приём проходит без проблем. Если не считать проблемой очередные похоронные причитания. Под музыкальное шмыганье носом терапевта укладываю в сумку все направления на анализы. Ну, поехали!
ДИСПАНСЕРИЗАЦИЯ
Хирург
Поздний вечер, я у хирурга сегодня последний пациент. Молодой парень, улыбается. Слово “рак” его не пугает. Протягиваю ему карту, что дала онколог, куда узкие специалисты должны вписывать свои заключения. Позже её забирает комиссия по инвалидности.
— Раздевайтесь!
Не поняла. Уточняю.
— Что вы не поняли? Штаны снимайте!
— Штаны-то тут при чём? У меня рак щитовидки! Щитовидку удалили! — пытаюсь успокоить я дёргающийся глаз.
— Ну не хотите снимать — тогда задирайте до колена, — совершенно пренебрежительно говорит он.
У меня узкие обтягивающие лосины. Я начинаю натягивать их наверх и получается это с трудом. На уровне коленки становится больно. Я всё ещё не догадываюсь, что именно врач хочет увидеть.
— Спиной повернитесь!
Я стою от него на расстоянии трёх метров. В кабинете полутьма — плохое освещение, а на улице уже практически ночь. Лосины жгутом сжимают ноги, передавливая кровоток. Поворачиваюсь.
— У вас варикоз.
— У меня нет варикоза.
— Я врач, мне виднее, — говорит он.
Безусловно, виднее. С трёх метров, в темноте, да на ногах со вспухшими от перетягивающей резинки венами. В чём был смысл посещения хирурга, я так и не поняла. Видимо, кроме варикоза, он никакими иными проблемами не занимается. А осматривать прооперированную область ему показалось лишним и совершенно ненужным.
Гинеколог
Я записалась случайно к заведующей отделением женской консультации. Рассказываю ей всё по порядку. Её вопросы не заканчиваются. Ни про первый рак, ни про второй. Очень сочувствует, сопереживает. Почти хоронит, но лишь “почти”, а значит, надежда на лучшее есть. Отправляет на кресло — не спорю. Раздеваюсь. Принимаю максимально уязвимую позу.
— Расслабьтесь, дышите.
Расслабляюсь, чего уж. Дышу. Врач производит свою привычную манипуляцию, вводя латексную руку туда, где эта рука проводит большую часть рабочего дня. Наклоняется ко мне, буквально грудью ложится на живот. Смотрит мне в глаза, долго. Рука там же. Под этим взглядом я перестаю дышать, да и её замершая рука как-то пугает. Она наклоняется ко мне ещё больше, буквально вдавливая меня в кресло. Тихим голосом с ноткой таинственности гинеколог спрашивает:
— Вы в церковь ходите?
Лучший вопрос для такой ситуации. Бинго.
Я одеваюсь под эмоциональную лекцию врача о том, что я расплачиваюсь за грехи. Не свои, так своих родителей. Не стояли они на коленях, вот и болезни мои. И не последний у меня рак, говорит врач, ой, не последний. Грехов-то, поди, навалом.
— Вы мне печать, поставьте, пожалуйста, мне идти надо, — терпеливо прошу я.
— Это звоночек тебе, слышишь! Не звоночек, это колокол бьёт по тебе!
Выхватываю карту.
— Спасибо, учту! — выбегаю с внутренним вопросом, кто ж тот самый грешник, из-за кого мне приходится всё это выслушивать.
Совет №3: На вашем пути вам могут повстречаться люди с совершенно разными теориями о том, откуда у вас появился рак. Не надо никого слушать. Поберегите нервы.
Невролог
— Жалобы есть?
— Да. Вы знаете, я нервная жутко. Плачу постоянно. Тревожность повышенная, мне бы таблетки какие-нибудь...
— Таблетки — это к психологу. Я головой занимаюсь.
— Психолог не имеет права выписывать таблетки, — ввожу я врача в курс дела, — да и я вам на голову жалуюсь...
— Девушка, ну как вы не поймете? Вот это всё, что у вас в голове, это же как интернет. Он есть, но его нет. Вы трогали когда-нибудь интернет? Щупали? Вот так и у вас там. Как там что-то лечить можно?
Ага. Так и запишем: интернет в моей голове неизлечим.
Кстати, записаться к неврологу для меня оказалось очень непросто. Этой, столь информативной консультации, я прождала очень долго
Совет №4: Получив направления к специалистам, записывайтесь ко всем сразу. К некоторым из них очень сложно попасть и ждать придётся долго. Если к специалисту нет записи, требуйте талончик в регистратуре — так вы окажетесь на приёме гораздо быстрее.
УЗИ брюшной полости
Опаздываю на приём, критически не успеваю. Захожу в ЕМИАС, пытаюсь перенести запись. ЕМИАС не работает. Бегу в поликлинику. Шея болит, ног не чувствую. Нужно успеть, иначе запись “слетит”. В таком случае придётся снова записываться к терапевту, чтобы он снова открывал запись на УЗИ.
Подбегаю к кабинету, открываю дверь.
— Голенопольская? Раньше приходить надо, я уже отметила, что вас не было.
Чёрт! Практически в слезах иду в регистратуру. Умоляю снова открыть запись без терапевта. К счастью, сотрудник идёт мне на встречу. Ждать четыре дня.
Попытка номер два. Пришла даже заранее. На часах 14:15. Ложусь на кушетку, доктор начинает исследование.
— Вы ели что ли?! — возмущенно спрашивает она.
— Часов в десять утра один бутерброд...
— А вы что, не знаете, что на УЗИ брюшной полости на голодной желудок ходят?!
Не знаю, потому что я не врач. Не знаю, потому что врачи об этом меня не предупредили. Не знаю, потому что знать не обязана — я не медицинский справочник. Если бы я проходила это исследование регулярно, то, конечно же, знала бы правила. Однако в последний раз я была на нём лет пятнадцать назад и попросту забыла, что нельзя есть. Я убеждена, что терапевт обязан проинструктировать пациента и рассказать все правила подготовки. Кто-то может забыть, а кто-то вообще не знать. Ввести пациента в курс дела — в первую очередь задача врачей.
Совет №5: На УЗИ брюшной полости нужно идти на голодный желудок, чтобы вас не заставили его переделывать.
Выхожу из поликлиники, читая заключение, которого толком нет — указаны только размеры органов. Ни описания, ни диагнозов. Исследование шло ровно три минуты. УЗИ всей брюшной полости за три минуты — да что я знала о скорости до этого момента? Звонок с незнакомого номера. Отвечаю.
— Голенопольская? Это врач УЗИ. Поднимитесь назад, я вам цифры селезёнки неправильные вписала.
Иду, иду. Как же я без правильной селезёнки-то...
Флюорография
Перед операцией каждого просят сделать флюорографию. Маленькую бумажечку с результатом я отвезла в больницу и, как оказалось, в карте поликлиники копии не осталось. Делать флюорографию снова совсем не хотелось. Мне пришлось бегать из кабинета в кабинет, чтобы уговорить сотрудников “достать” результат из архива.
Совет №6: Обязательно снимите копии результатов всех обследований, пройденных перед операцией до того, как отвезти их в больницу. В большинстве больниц эти документы не возвращают назад, а вам они ещё могут пригодиться.
Анализы
Я сдала все анализы в один день. Среди прочих показателей при моём диагнозе были очень важны гормоны. Забирать результаты нужно на посте медсестры. Та перерывает всю кипу бумаг и наконец-то выуживает мои результаты, гордо объявляя, что гормонов нет.
— Почему нет? — удивляюсь я.
— А потому что реактивов нет! Не могут же они всегда быть!
Действительно, что это я. Конечно, не могут! С чего им быть в поликлинике, куда ходят люди сдавать анализы. Совсем им тут не место.
Совет №7: Если вам нужно сдавать анализы на гормоны, узнайте заранее в поликлинике, есть ли в наличии реактивы. При их отсутствии проще сразу сдать анализы платно, чем ждать их появления.
ЛЖИВЫЙ ФИНИШ
Итоговую точку в прохождении диспансеризации ставит терапевт: он пишет своё заключение и вносит в карту данные по анализам крови и мочи. Терапевт, опять почти всплакнув, отдала мне заполненную карту и пожелала выздоровления, тщетно пытаясь избавиться от навязчивой картинки со мной в гробу.
Теперь мне снова нужно было записаться к онкологу, чтобы наконец получить направление на комиссию. Но записи к онкологу не было. Я прождала несколько дней и — о, чудо! — появилось одно свободное окно. Прождав ещё неделю до приёма, я прибежала на него в надежде, что моя эпопея закончилась. Но не тут-то было. В коридоре собралась целая толпа. Человек пятнадцать громко охали и вздыхали.
— А вы, простите, все в сто третий? — ужаснулась я.
— Да, она сегодня за два участка принимает. Мы уже полтора часа тут сидим, — сказала женщина, сопровождавшая уставшего дедушку.
Нет, столько ждать я не могу. У меня низкое давление, кружится голова и я хочу на ручки.
Запись слетает. Переносить некуда.
Я жду ещё несколько дней, наконец-то записываюсь, но снова через неделю. Сижу дома в обнимку с картой и считаю минуты.
Совет №8: Спланируйте прохождение диспансеризации сразу. Когда вы уже будете знать, в какой день вы пройдёте терапевта, чтобы “закрыть” карту, то сразу же записывайтесь к онкологу. Это также ускорит процесс.
Захожу в кабинет, счастливо отдаю карту.
— А анализы где? — спрашивает онколог.
— Как где? Вот терапевт всё в карту вписала!
— А зачем в карту? Мне копия их нужна! Листочки отдельные где?
— Но вы не говорили... Вы же только про карту сказали...
— А сами догадаться не могли? А печать терапевта на карте где? Хирург есть, невролог... Все есть! Терапевта — нет!
Совет №9: Следите за тем, чтобы каждый специалист поставил свою печать по завершении приёма. Без печати его заключение не действительно.
НАКОНЕЦ-ТО КОНЕЦ
Я снова записываюсь к терапевту и снова жду почти неделю. Заставляю её поставить печать и вырвать вклеенные анализы из моей карты. Результаты мне копируют на посте медсестры, и я наконец-то везу к онкологу последние бумажки. На последнем приёме она надо мной сжалилась и разрешила прийти без записи.
— Всё, идите. Ждите звонка из комиссии, вас вызовут.
— А когда вызовут? — с выдохом облегчения уточняю я.
— Не знаю. Не раньше, чем через месяц.
Ещё месяц... Но, главное — все бумажки донесла.
Проходит два дня. Мне приходит сообщение, что я записана к онкологу. Ничего не понимаю: я не записывалась, значит, они записали меня сами. Это может значить только одно: каких-то бумажек не хватает. Запись на жутко неудобное время — мне забирать ребёнка из сада. Забираю его чуть раньше, несёмся на приём вместе с ним. Влетаю в кабинет вся взмыленная.
— Вы меня на приём записали, что-то случилось?
— Мы? Ой, да нет, это нам проверить там нужно было... Всё в порядке.
Совет №10: Если вам пришло сообщение о записи на приём — можете туда не ходить. Если врачам действительно что-то от вас понадобится, то они позвонят.
КОМИССИЯ
На комиссию меня вызвали через две недели. Это было накануне госпитализации для прохождения радиойодовой терапии. Я была измучена подготовительными к ней мероприятиями и еле стояла на ногах.
Ищу указанный кабинет. МСЭ (медико-социальная экспертиза) располагается в нашей же поликлинике, но, как оказалось, в подвале. Коридорчик размером с кухню советских пятиэтажек, толпа людей и ни одного свободного стула.
— Девушка, вы зайдите, фамилию свою скажите... Тут очередь бесполезно занимать, они сами вызывают, — заботливо советует худенькая женщина, что, как позже выяснилось, сидит здесь с раннего утра.
Стучусь в кабинет, заглядываю.
— Здравствуйте, я Голенопольская.
— Голенопольская?! Счастье какое! Вам когда сказали прийти?! — визгливо орёт сотрудница.
— Хм... С 9 до 12...
— А сейчас сколько?!
— Сейчас 11:45, — отвечаю я.
— И как я должна успеть?!
— Мне сказали прийти до двенадцати, я и пришла, — сдерживаться становится всё сложнее.
— Ждите!
Захлопывается дверь. Сижу. Люди в очереди измождённые. Из кабинета бесконечно доносится ор.
— Голенопольская, заходите! — позвали меня через час.
— Где ваша гистология? В документах нет гистологии!
А где моя гистология, я и понятия не имею. Потому что я онкологу её приносила дважды: один раз —для амбулаторной карты, другой — для комиссии. Я бледнею. Понимаю, что беготня за бумажками не закончилась.
Совет №11: Смотрите совет №1. Во избежание возможных проблем, приносите все копии и в кабинет МСЭ.
— Идите, на комиссию донесёте, бог с вами.
— Как на комиссию? А сейчас что?
— А сейчас я вас только в реестр потенциальных инвалидов внесла! Комиссия у вас двадцать первого!
Ещё через три недели. Чудесно.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Двадцать первого я пришла к десяти утра. В коридоре толпа. Вызывают хаотично. В очереди сидят в основном старики. Им очень тяжело ждать, они охают и пыхтят. Гардероб почему-то не работает, и всем приходится обниматься со своими шубами. Одна бабушка в сбитом набекрень берете начинает плакать. Она такая маленькая и, я бы сказала, скукоженная: горбатая старушка, которой приходится терпеть всю эту бюрократическую эквилибристику. Бабулечка еле-еле встаёт и, держась за стенку, начинает медленно продвигаться к двери. Шаркающий по кафелю звук слышать невыносимо, но она не может иначе — ноги поднимаются с трудом. Трясущейся рукой она приоткрывает дверь в кабинет.
— Миленькая, ну я два часа тут сижу, я инвалид..., — обращается она дрожащим голосом к сотруднице.
— Тут все инвалиды! — орёт сидящая внутри кабинета женщина. — И ничего, все сидят! Дверь закройте!
...Меня вызвали на осмотр врача через три с половиной часа. Ответы на все заданные вопросы были в карте среди результатов анализов. Осмотр заключался в ощупывании шейных лимфоузлов. За соседним столом другой врач общался с той самой бабулей, которая просидела здесь полдня.
— Мы присваиваем вам вторую группу инвалидности, — говорит врач бабуле.
— И вам вторую, — говорит мне мой врач.
Я вылетаю из здания, на ходу стаскивая бахилы, и жадно вдыхаю зимний воздух. Вприпрыжку перебегаю дорогу, не обращая внимания на красный глаз светофора. Я хочу успеть покататься на коньках с детьми и пару раз слететь с горки на санках. Я несусь по улице и прячусь от ледяного ветра, кутаясь в шарф.
А в это время позади меня медленно открывается дверь поликлиники, и та самая старушка с трудом пытается спуститься по ступенькам. Кто-то заботливо пытается ей помочь и подхватывает под локоть. Бабуле тяжело дышать, ей помогают присесть. Переведёт дух, и надо ещё как-то добраться до дома...
Через год нам обеим, мне и бабуле (да и всем остальным, кто сидел в очереди), придётся пройти эту комиссию повторно. Нас снова будут ждать огромные очереди, нам снова будет не доставать каких-то бумажек, мы снова будем обивать пороги врачей своих поликлиник. А всё потому, что право на инвалидность нужно продлять каждый год. Ведь кто знает, вдруг у меня снова вырастет щитовидка?..