Онколог Елена Абдуллаева (Сатирова): Моя миссия – быть рядом

Я пишу не первый раз интервью с доктором-онкологом. И не первый раз думаю: они закалённое стекло. В онкологах нет людей слабых. Они эту профессию выбрали, они в себе нашли и силы, и волю к этому делу. Но если повнимательнее, и чуть ухо настроить, ты слышишь этот звук, как будто хрусталь поет. Ну это образ, да. Я пытаюсь объяснить впечатление. Ты смотришь на доктора и думаешь, вот если со мной что – я к нему/к ней, с ним/с ней точно порвёмся. А хрусталь продолжает петь. Они хрупкое закаленное стекло. Но, каким бы хрупким не казалось, оно выдерживает давление в сто атмосфер, как корпус подводной лодки.

Я не знаю все ли они такие, но наши точно. Знакомьтесь: Елена Абдуллаева (Сатирова), заведующая отделением противоопухолевой лекарственной терапии центра «МЕД-Технолоджи», врач-онколог.

Я решила стать доктором в четвертом классе. Надо сказать, совершенно осознанно, несмотря на юный возраст. Было дано задание написать сочинение о своей будущей профессии. Я с этим заданием пришла к маме. Мы сели, поговорили и пришли к выводу, что врач — это очень хорошая специальность. И я ни разу после, за всю жизнь, не усомнилась в этом. Стать доктором – это мое лучшее решение в жизни. Хотя на третьем курсе медицинского института, я пыталась изменить профессии и мне это почти удалось. Мне тогда показалось, что я осуществляю не свою мечту, а навязанное мне представление о прекрасном. Период самоутверждения такой. И поскольку я всегда была артистичной девочкой, хорошо пела, я подала документы в музыкальное училище на эстрадное-джазовое отделение. Сделала это в тайне от всех. И поступила! Приносите документы, сказали мне в приёмной комиссии. В смысле? - Сказала я. Это что значит, что я больше не буду врачом? И меня накрыло ужасом. Я позвонила маме, рассказала во что я вляпалась. И моя мудрая мама сказала: вот и умница, вот теперь решай кем ты по-настоящему хочешь быть. И я поняла, что я уже не могу «снять белый халат». К тому времени в институте уже была пропедевтика, и первые разговоры с пациентами, и написанные первые истории болезней. И я очень четко осознала, что – это все такое мое, что без него никак.

Онкологию я выбрала не сразу. Я, как и хотела, стала акушером-гинекологом. По окончании института у меня было целевое направление, в котором черным по белому было написано, что после окончании ординатуры в родильном доме № 26 я остаюсь там работать. И когда я пришла за своим распределением в Департамент здравоохранения, серьезная дама за дубовым столом, сказала мне – Очередной гинеколог! Что ж вас как собак нерезанных! Мест нет! Я говорю – так мне и не нужно у меня же есть. И я не сразу заметила, что в кабинете серьезной дамы сидел представительного вида мужчина, очень благообразный, который внимательно за нашим диалогом наблюдал. Это был профессор Сдвижков. - Почему вы выбрали гинекологию? – спросил он. Посмотрите сколько вокруг другого интересного. И я сдалась. Сказала, что мне нужно время подумать. -Ждем вас к 16.00 с решением - сказали они. И я ушла думать. Гулять по Садовому. Как отступиться от мечты? Я знала кем хочу быть, и я есть, я акушер-гинеколог. Что делать? И набрела по пути на подворье Троицево-Сергиевой Лавры. Зайду, думаю. Навстречу шел монах. Я к нему – надо поговорить. Так мол говорю и так, мне нужно очень серьезное решение принять, имею надобность в беседе. Он проводил меня к владыке Логину, митрополиту Саратовскому и Вольскому. Он там гостил и был готов меня принять. Я понятия не имела кто это, но слово «владыка» внушало трепет и соответствовало важности момента. У нас состоялась абсолютно светская беседа, он кончено по долгу службы наставлял, в частности, про аборты, но не пугал и гиеной огненной не грозил, просто напомнил, что как ни крути, а тебе с этим быть. Готова? Что тебе еще предложили? Где ты можешь послужить, не выходя за рамки любимого дела? И в списке была онкогинекология. Мы проговорили неспешно часа два. И когда я вышла от него, поняла, что решение созрело – я хочу лечить от рака. Мне не страшно, я могу. Точно могу. Я вернулась к важной даме в Департамент и сказала – я выбрала! Онкологию! – Молодец! Сказала дама и распределила меня к тому самому Сдвижкову в онкодиспансер. Назовите это судьбой. Так и сеть, наверное.

Я начинала работать в то время, когда о диагнозе пациенту говорить было не принято. Мы не говорили слово «рак», говорили «заболевание». Мой первый руководитель предупреждал – Будь аккуратна, если я узнаю, что карта у пациентки и она, прочитав диагноз, решит выброситься из окна, я засужу тебя. Так было. Нужно сказать, что это наша советская традиция. Все западные практики исходят от обратного – человек имеет право знать. Мы руководствовались не правами, а суеверием каким-то – вслух не сказал – уберег. Это от невежества, конечно, и от отсутствия культуры говорить о проблеме. Не только с врачом, но и с близкими. Как сказать семье, что у тебя рак? Проблема? Да. Мы не умеем об этом говорить. Я считаю не озвучивать пациенту его диагноз – это не уважать его. Мое дело, как доктора, говорить о диагнозе так, чтобы человек меня услышал. Он, конечно, испугается и расстроится, это нормально, мое дело поддержать, снабдить инструментарием на предмет как жить дальше. На этом этапе пациент должен понять, что он не беспомощен и не одинок. У него есть я, его врач, и набор инструментов, используя которые, мы станем лечиться. А он, этот набор, у нас есть. Сегодня онкологи все чаще говорят об онкологическом заболевании, как о хроническом, а не неизлечимом. Наука не стоит на месте и подходы меняются, и услышав диагноз «рак» не нужно спешить прощаться, нужно спешить лечиться. Даже при самом сложном раскладе я не имею права умалчивать, обманывать пациента, это значит отказать ему в доверии.

У меня, конечно, как у любого врача, есть те трагические ситуации, которые меня не отпускают. Каждый раз – это битва с драконом, иногда дракон непобедим. Это как гвозди в сердце, если гвоздь вынуть, дырочка от него все равно останется. Я помню каждого пациента, с которым нам не удалось победить дракона. И сотни раз прокручиваю в голове путь, который мы прошли. Сделала ли я все, что могла? В утешение мне только одно - да, я сделала все. Иногда, даже чуть больше.

Я начала вести свои онколикбезы от непреодолимого желания, необходимости говорить. 2020 год проехался по мне не только ковидным катком, но и личным. Моя жизнь повернулась на 180 градусов. Еще в 2007 году я начинала в Живом Журнале вести эту рубрику, но муж был против, и я как идеальная жена, оставила этот проект. Никаких обид и претензий к мужу, прекрасному доктору, гениальному хирургу я не имею. Жизнь мудрее нас. Наше расставание стало триггером для меня. «Онколикбез» – это то, что я делаю по призванию и по совести.

Беда наших пациентов – их неинформированность, если избегать слова «невежество». С этим можно и нужно работать. Рассказывать о том, что рак – это общее название целого ряда заболеваний, совершенно различных, с разыми подходами в лечении. Процесс лечения непростой, да, но, чтобы было легче его пройти пациент должен знать, с чем имеет дело и построить в идеале со своим доктором партнерские отношения. Вместе идти легче. И только так – вместе – и нужно.

Когда случилась пандемия наша новая, только что открывшаяся клиника, ушла работать в ковид. И я, как и мои коллеги, тоже надела комбинезон. Я понимала, что инфекционистов и терапевтов на всех не хватит. Надо. Я со своим опытом могу быть полезна. Я не могла порвать возникшую связь с моей клиникой, я в нее поверила, и потому раз клиника пошла в ковид, и я пошла. Ну а как? И это уникальный опыт. Каждому нашему ковидному дню я благодарна. У нас сложилась потрясающая команда, включая руководство. И Александр Вячеславович Филимонов, тогда генеральный директор клиники и Игорь Владимирович Дягилев, зам главврача, они оба любой вопрос в ситуации аврала пандемии решали безотлагательно, сейчас же. Нерешаемых проблем для них просто не существовало. Я счастлива, что мне выпал шанс поработать с большими профессионалами как, например, Наталья Нестерова, гений терапии, за которой я просто под карандаш записывала. Я считаю это своей большой профессиональной удачей.

Переболев самой, трудно возвращаться снова в красную зону. Я думала, что я не смогу снова надеть СИЗ, мне не хватит воздуха. Но я вышла, а там мои люди. И я смогла. Когда первая волна закончилась, наряду с облегчением, мы все, мне кажется, испытали как это ни странно, сожаление. По-человечески это очень понятно. Мы срослись. Мы стали очень близкими друг другу людьми. Так бывает только в экстремальных ситуациях, такова человеческая природа.

Первый пост в ожившем «Онколикбезе» был как раз посвящен ковиду. Мне захотелось поделиться своим опытом и перенесенного заболевания, и опытом своей работы в госпитале. Чтобы люди понимали, что все это было не про деньги, не про премии и заработок. Это было, по совести. По крайней в нашей команде было именно так.

Вести блог – это прежде всего ответственность. У меня были прекрасные учителя. Ольга Ивановна Яхонтова (пропедевтика внутренних болезней) учила нас студентов отвечать за каждое написанное слово, будь то статья или история болезни. За каждое. Буквально. За каждым твоим словом должно быть знание. Я именно так стараюсь подходить к написанию своих текстов. Каждый свой пост я готовлю неделю, а то и две. Мне нужно посидеть с литературой, подумать, прежде чем изложить. Ответы на какие-то вопросы я могу знать только со стороны химиотерапевта, но, когда ты описываешь проблему, ее нужно понимать шире. Ко мне приходит, предположим, уже прооперированный пациент и я знаю, как лечить, но не знаю почему это возникло, как не допустить, чтобы возникло тоже хотелось бы знать. И я стараюсь всесторонне изучить проблему, прежде чем начать о ней говорить. Существует масса вопросов, которых я не касаюсь в повседневной практике. Например, возможна ли превентивная мастэктомия по ОМС? Я списалась с юристами и просила объяснить мне весь путь, все возможные варианты. Нужно ли мне знать это как врачу химиотерапевту? Нужно! Этот вопрос может волновать мою пациентку, и я должна знать ответ.

Чтобы иметь возможность помочь пациенту, он прежде всего должен узнать, что я есть. Что есть доктор, готовый ему помочь. Я стала писать в том числе и для этого. И народ пошел к нам в клинику.

Я про пациентов и про поговорить. Когда я работала в онкоцентра на Каширке, сами врачи приводили ко мне своих пациентов, чтобы я их уговорила лечиться. «Поговорить» я считаю важным. Лечить само собой, но пациент должен иметь возможность задать вопрос и получить на него развернутый ответ. Я не психолог, но я предпочитаю быть открыта диалогу. Считаю это частью терапии.

Я доверяю опыту и своей интуиции. В процессе диалога я понимаю, как мы с пациентом будем дальше, по какому пути пойдем. Пожестче, помягче. Люди разные кому-то нужен толчок, а кого-то по голове погладить, кому-то расписать план действий, а с кем-то про искусство поговорить. Я нащупываю тропинку и иду.

Работа врача энергозатратна. Однажды, у каждого доктора наступает день, когда ты пустой. Все. Потратился. Мне наполнится помогает классическая музыка. Я покупаю билет и иду в консерваторию. В музыке есть главное – гармония, великое равновесие. Сегодня в моей клинике вокруг меня аккумулируются и остаются те люди, с которыми я хотела бы быть. Я считаю это моей удачей, а не заслугой, хотя по размышлению, это, наверное, и то, и другое одновременно.

Мой старший сын категорически не хочет быть доктором. Думает быть архитектором. Расстроена ли я? Наверное. Но у него свой путь. Дочь, напротив, мечтает стать врачом. Мои пациенты - тоже как дети. И моя миссия – быть рядом.

Искренне Ваша, Доктор Лена.

Фотопроект «Я и мой доктор»